Извѣстно всѣмъ — въ началѣ вѣка
Богъ создалъ въ мірѣ человѣка,
А изъ ребра Онъ создалъ дѣву,
Праматерь всѣхъ живущихъ — Еву.

Дѣяньямъ тѣмъ въ противовѣсъ
Задумалъ сдѣлать то же бѣсъ,
Но дѣло такъ хотѣлъ наладить
Чтобъ человѣчеству нагадить.
Кому жъ не вѣдомо изъ насъ,
Что бѣсъ намъ пакостилъ не разъ.
Черезъ него — праматерь Ева
Вкусила плодъ запретный съ древа.
Сама наѣлась и къ тому же
Адама накормила — мужа.
Бѣсъ гнусную задумалъ штуку,
Чтобъ вѣчную наслать намъ муку.
Взялъ діаволъ крысу, волчье сердце,
Клоповъ, гoвна и фунтикъ перца.
Сказавши: «Зло чтобъ совершить —
Всю эту дрянь надо сварить!»
Принесъ все въ Адъ, свалилъ въ котелъ
И подъ котломъ огонь развелъ…
Смѣсь цѣлыхъ сотню лѣтъ варилась,
Вдругъ что-то въ ней зашевелилось…
Бѣсъ ухмыльнулся, ковшъ досталъ,
Взглянулъ и съ грустью засвисталъ:
«Выходитъ, даромъ я трудился,
Сто лѣтъ варилъ, и — пшикъ случился!
Жаль мнѣ потеряннаго вѣка,
Не изведетъ смѣсь человѣка».
И, пріунывъ, сказалъ съ досадой:
«Не то выходитъ, что мнѣ надо.
Вѣдь зелье надо такъ сварить,
Чтобъ человѣка погубить.
Нужна мнѣ дрянь такого сорта,
Чтобъ отпугнула даже чорта!».
Чертяка тутъ и говоритъ:
«Пускай лѣтъ триста покипитъ».
Подумалъ бѣсъ, прибавилъ къ смѣси
Λисицы зубъ, змѣинной спѣси,
Всѣ семь грѣховъ, фунтъ адской сажи,
Набралъ чего нѣтъ въ мірѣ гаже.
Все это густо замѣсилъ
И съ верху крышкой придавилъ…
Котелъ тотъ наглухо закрытъ
И ровно триста лѣтъ кипитъ.
Затѣмъ котелъ заклокоталъ,
Повсюду мракъ и смрадъ насталъ.
Кругомъ всѣ звѣри передохли,
Растенія и тѣ посохли…
И даже небо прикоптѣло.
Съ ухмылкой бѣсъ сказалъ: «Поспѣло!».
Котелъ для пробы покачалъ,
«Геволтъ!» въ немъ кто-то закричалъ.
Бормочетъ бѣсъ: «Посмотримъ штуку».
И запустилъ подъ крышку руку.
Межъ тѣмъ въ котлѣ какъ завизжитъ
И выпрыгнулъ оттуда — жидъ!
Во всей красѣ явясь — во фракѣ,
Въ ермолкѣ, въ пейсахъ, въ лапсердакѣ.
Оретъ: «мишугана!» что силъ,
И палецъ бѣсу укусилъ!
Тотъ обомлелъ: «Вотъ это рожа!
Со мной какъ капля съ каплей схожа,
Не говоритъ жидяра — лаетъ!».
Въ восторгѣ діаволъ такъ и таетъ…
Услышавъ діавольскій жаргонъ,
Что межъ чертей въ Аду введенъ,
Бѣсъ до того тутъ умилился,
Что прямъ надъ жидомъ прослезился!
Внезапно жидъ запѣлъ юлой:
«Давай мѣняться, дорогой!»
И чтобы время не терять,
Сталъ хвостъ у бѣса торговать.
Сказавши, что хвосты не носятъ,
Что скоро ихъ и дамы бросятъ,
Что хвостъ его — не первый сортъ
И молью тронутъ, и потертъ:
Такъ бѣсъ жиду́, тѣхъ истинъ ради
Сбылъ хвостъ, чтобъ не болтался сзади,
И куцымъ бѣсъ сидитъ въ Аду
За то, что хвостъ продалъ жиду.
Забравши хвостъ, тотъ грязный жидъ
Предъ бѣсомъ вовсѣ не дрожитъ.
Нахалъ разсчитываться сталъ
И тутъ же бѣса обсчиталъ!

Съ тѣхъ поръ по міру жидъ хлопочетъ
Вертитъ селянами какъ хочетъ.
Открылъ притоны, лавки, банки.
Мѣняетъ рубль на фунты, франки.
Сталъ контрабандой торговать,
Перекупать и воровать.
Процент деретъ ажъ сотню въ годъ,
Людей вгоняя въ жаркій потъ.
Собралъ мильоны темныхъ шаекъ,
Въ нихъ насадилъ Абрамовъ, Хаекъ.
Тѣ съ жиру начали плодиться,
Одинъ въ могилу — сто родится.
Вездѣ мелькаютъ лапсердаки
Точь-въ-точь какъ блохи на собакѣ.
Ужъ если бѣса жидъ обвелъ
И хвостъ обманомъ пріобрѣлъ,
Какихъ же натворитъ онъ бѣдъ
Тѣмъ, у кого хвостовъ-то нѣтъ!?

Отсюда мой совѣтъ народу:
Жидамъ вы не давайте ходу!
Жалеть, щадить онъ васъ не станетъ,
Предастъ, продастъ, сто разъ обманетъ.
А если нуженъ вамъ примѣръ,
Давайте вспомнимъ СССР…

Коль нуженъ жидъ людей известь,
Въ Россіи можно пріобрѣсть.
Вотъ онъ — во фракѣ иль мундирѣ
Вертитъ дѣлами во всемъ мирѣ.
Ужъ нѣту пейсовъ, лапсердака,
Уменъ жидюга, какъ собака.
Онъ потерялъ почти акцентъ,
Ну, словомъ, жидъ — интеллигентъ.

Тогда, въ семнадцатомъ году
Свергли царя и на ходу
Создали тамъ совѣтску власть.
Жидъ насладился ею въ сласть.
На всѣхъ онъ митингахъ оралъ:
«Това-r-ищи, я воевалъ!
Меня пошлите депутатомъ!
Я буду вамъ отцомъ и б-r-атомъ!».
Вотъ такъ, дурманя весь народъ,
Всю власть онъ въ руки заберетъ.
Такъ незамѣтно получилось,
Жиды повсюду просочились.
Въ Совѣтахъ, банкахъ, профсоюзахъ,
Въ Управахъ, въ партіи и вузахъ.
Какъ будто такъ ужъ цѣлый вѣкъ,
Повсюду жидъ — свой человѣкъ.
Въ торговлѣ, въ Арміи, въ ЦK
Вездѣ видна его рука.
«Живите весело сегодня,
А завтра будетъ намного веселей!»
Кричалъ по радіо умильно
Всѣмъ обезпеченный уже «еврей».
А люди, чтобъ достать сатину,
Въ поляхъ и шахтахъ гнули спину.
По мысли хитраго жида
Ввели тогда — «Герой Труда».
И всѣ вокругъ довольны, рады,
Еще, молъ, будутъ намъ награды…
А вскорь, обиженный до слезъ,
Добудешь и туберкулезъ.

Безхвостый чортъ рѣшилъ въ Аду:
«А ну-ка къ жиду я пойду…
Вѣдь это жъ я — его творецъ.
Поди забылъ меня, подлецъ.
Его жъ изъ грязи создалъ я.
Онъ хвостъ укралъ мой — вотъ свинья».
Одѣлся скромно, спряталъ рожки
И зашагалъ чортъ по дорожкѣ…
Пришелъ на шахту онъ:
«Друзья, хочу увидѣть жида я,
Давнымъ-давно въ честной народъ,
Пустилъ его я въ оборотъ…».
Но не успѣлъ онъ все сказать,
Какъ стали чорта избивать.
Насилу вырвался бѣднякъ,
Подбили глазъ, погибъ пиджакъ…
Пришелъ въ село, зашелъ въ колхозъ.
«А ну, что съ города привезъ?».
«Привезъ я только синяки,
Жидовъ нэмае, земляки?».
«Чудакъ! — смѣются всѣ крестьяне, —
Въ селѣ не будетъ этой дряни,
Жидъ въ кабинетахъ лишь сидитъ.
Тамъ, гдѣ начальникъ, тамъ и жидъ
А гдѣ голодная ѣда,
Тамъ жида нѣту никогда».
А что ты робишь, гражданинъ?».
— Спросилъ тутъ діавола одинъ.
«Сказать по совѣсти, друзья,
То жида людямъ сдѣлалъ — я».
Едва сказалъ онъ это слово,
Какъ чорта бить начали снова.
Λупили граблями, цѣпомъ,
Λопатой, вѣникомъ, серпомъ.
Едва бѣдняга цѣлъ остался
И изъ колхоза въ мигъ убрался.
Подумалъ чортъ: «Ей, ей же, ей,
Видать, подлюка мой уже «еврей».
Пойду-ка въ городъ, посмотрю,
Съ людьми я тамъ поговорю»
Пришелъ на фабрику и въ цехъ,
Спросилъ про жида. Хохотъ, смѣхъ.
«Средь грязи, копоти, станковъ
Искать жидовъ? Жидъ не таковъ!
Жидъ предсѣдатель, онъ наркомъ,
Партіецъ онъ всегда при томъ.
Парторгъ, директоръ иль завскладомъ,
Онъ служитъ здѣсь, воруетъ рядомъ.
Паекъ, квартира и авто,
Женѣ новехонько манто.
А мы какъ жили, такъ помремъ,
Другаго въ жизни мы не ждемъ».
Услышавъ ругань, брань и матъ,
Поплелся чортъ нашъ въ Наркоматъ.
На двери надпись на металлѣ:
— Наркомъ Шевченко и такъ далѣ…
Вошелъ чортъ, плакался, молился,
Пока пріема онъ добился.
Попавъ въ роскошный кабинетъ,
Чортъ замеръ: сонъ то или нѣтъ?
Вѣдь это жъ онъ, тотъ самый жидъ!
Онъ въ креслѣ кожаномъ сидитъ.
Сто лѣтъ назадъ онъ хвостъ купилъ
И палецъ чорту укусилъ.
Когда жъ расплачиваться сталъ,
То даже бѣса обсчиталъ.
Чортъ радъ обнять его какъ сына.
Что за прекрасная картина…
Но оказался сквернымъ сынъ.
«Что вамъ угодно, гражданинъ?».
И чортъ, волнуясь, говорилъ,
Какъ онъ въ котлѣ ту смѣсь варилъ.
Какъ смѣсь та триста лѣтъ томилась,
Какъ что-то въ ней зашевелилось,
Какой былъ смѣси гнусный видъ
И какъ оттуда вылѣзъ жидъ…
Наркомъ внезапно быстро всталъ
На кнопку тайную нажалъ
Тотчасъ же двери отворились,
И двое въ форме появились.
«Не знаю, кто это, но онъ,
Похоже, вrажескій шпіонъ!
Чтобъ не случилося бѣдѣ,
Возьмите ихъ въ НКВДе!».
Тутъ чортъ безумно разозлился
И къ жиду такъ онъ обратился:
«Ахъ ты, продажная душа!
Ты жъ не имѣлъ, братъ, ни шиша!
И только я тебѣ, подлюкѣ,
Подалъ въ бѣдѣ когда-то руки.
А ты тутъ — здорово живешь,
Совсѣмъ своихъ не узнаешь!».
Ну, шо ви — слишали? Довольно!
Хватайте этотъ rѣчь кrамольній!».